Среди женщин всех возрастов в России около 90 % сталкивались с сексуальным насилием. Более половины преступлений на почве половой неприкосновенности совершаются членами семьи или знакомыми.Чуть менее половины — 48 % — не рассказывают о происшедшем. Самая распространенная причина такого молчания — стыд. Заявление в полицию пишут 3 % женщин. Из преступников только 1 % подвергаются уголовному наказанию.
В исследовании Академии безопасности Ольги Бочковой и Консорциума женских НПО говорится о том, что 99 % преступлений сексуального характера совершали мужчины.
Сублимировать боль
Мы начали эту статью со страшных цифр. Одной из проблем современного общества является безопасность и неприкосновенность женщин. Они могут столкнуться с домогательствами, насилием, но страшнее только то, что практически всем на помощь практически не пришлось надеяться. И всем этим женщинам приходится продолжать носить в себе эту обиду, этот гнев из-за несправедливости: их оставили.
Не зря говорят о том, что человек может пережить свою боль сублимировав ее, то есть выразив в другой форме. Не исключение здесь творчество, с помощью которого можно рассказать едва ли не обо всем. Как, например, героиня нашего материала Виктория Каторина, хореограф-постановщик танцевальной студии «Хаус», выпустившей проект солидарности жертвам сексуального насилия.
В своем Telegrem-канале она написала: «Мы почувствовали себя голыми, содрали шрамы нашего прошлого, но я впервые была в окружении понимания, сожаления и решительности на борьбу. Сейчас я готова биться за каждую».
Подробнее — в материале yar.aif.ru.
— Какой была твоя мотивация, чтобы создать этот проект?
У меня получилось так, что я услышала трек Paris Paloma — Labour c очень душераздирающей лирикой. По тексту очень тяжело он мне дался, я сразу расплакалась после прослушивания.
Я очень хотела масштабный проект. В голове сразу возникла картинка, пришла идея поддержки женщин, пострадавших от домашнего насилия. Во-первых, потому что трек про это. Во-вторых, потому что мне близка эта тема: на собственном опыте я знаю, что это такое. В 10 лет я впервые столкнулась с сексуальным домогательством, которое происходило каждое лето в течение трех лет. Сначала меня убеждали, что рассказать об этом стыдно, потом стали угрожать. С 15 лет я стала бороться. Решиться на проект мне помогли мои друзья и психолог.
Когда мы выставляли кадры вот съемок, многим девочкам писали: «Как хорошо вы сыграли!» Мы не играли. Кому-то откликалась эта тема, кто-то хотел поддержать, кто-то просто очень эмоционально реагировал, но не потому что они все через это проходили, а потому что им стало тяжело за других.
— Какую связь ты чувствуешь между своим танцем и темой солидарности с жертвами сексуального насилия?
У меня был достаточно депрессивный период какое-то время: мне казалось, что ничего важного в жизни не делаю. Оно как-то все друг на друга «наслоилось», и здесь появляется вот этот проект в моей голове, его реализация. И я поняла, что своим творчеством я могу раскрывать важные темы: я не просто танцую, показываю хореографию другим людям, я подумала, что это может стать чем-то важным для других людей.
В итоге так и оказалось. Я даже не ожидала, насколько это важно. И просто приятно, что через танец я могу раскрывать настолько табуированную тему.
— Какие сообщения или эмоции ты хочешь донести до зрителей через свое творчество?
У нас есть очень много пасхалок в номере. Мы обвязали себя ремнями, галстуками, себя, чтобы показать, что какую роль играет женщина в патриархате, как это все выглядит и ощущается. В первой части танца мы стоим ровно, танцуем только руками, изображая жертв домашнего насилия, которые не могут сделать шага без разрешения, без какого-либо одобрения со стороны мужчины. И потом с каждой частью мы раскрываемся больше и больше.
Две сцены оказались самыми тяжелыми для меня. Первая — где мы кричали, а вторая — та сцена, где мы проходили по коридору из людей и отмечали краской те места, за которые кто-то трогал без нашего разрешения. Все было абсолютно добровольно, я никого не принуждала.
Еще у нас на лице были нарисованы цифры статистических данных по домашнему насилию, по изнасилованиям, по проституции и так далее. В конце видео у нас также есть такой фон с титрами обозначения этих данных.
Способ терапии
— Как проходил процесс постановки танца?
Не знаю каким образом, но как-то так случилось, что вся хореография придумалась очень легко. Она как будто бы из меня шла, потому что я очень сильно горела этим проектом: каждая часть придумывалась молниеносно, хотя я танцую хип-хоп и мне никогда не приходилось ставить постановку в какой-то лирической сфере.
Помимо 23 танцоров, нужны были помощники, которые бы фотографировали, снимали бэкстейдж. Студия предложила нам большую скидку для того, чтобы мы реализовывали нашу идею, поэтому у нас все вышло супер.
Потом очень долго искали площадку, я хотела именно склад. И мне написала девочка из проекта о том, что у нее есть подруга риэлтор. Я не знаю, как они договорились, но склад мы получили бесплатно. Нам попалась замечательная девушка-оператор, которой тоже интересна эта тема. Она в университете писала курсовые по теме феминизма и так далее. И она тоже сделала большую скидку на свою работу.
Съемки длились девять часов без перерыва. И все это время мы каждый работал на износ: ноги сдирали в кровь на этом бетоне, и все равно каждая продолжала танцевать.
— Имеет ли этот проект терапевтический эффект для тебя?
Однозначно, да. Если меня рассматривать как тренера, именно педагога-хореографа, конечно, я очень горжусь этой постановкой. Мне очень приятно, что я получаю очень много обратной связи.
У кого-то были нервные срывы прямо на съемках. И мы стояли все вместе, обнимались и говорили о том, что тогда мы были одни, но сейчас — нет. Вот у нас целый склад людей, которые столкнулись с чем-то подобным.
Да, получается, я — девочка, которая просто содрала у всех старые шрамы. Мы выплеснули все эмоции, которые у нас были. И мне потом еще спустя долгое время люди писали, как для них это было важно.
— Какую реакцию Вы ждете на ваш танец и послание, которое он в себе несет?
Вообще, в идеале мы хотели бы, чтобы это видео увидела сама певица. Мы планируем отмечать ее в социальных сетях. В целом до нее можно достучаться. Она очень много репостит людей, которые делают подобные вещи, но я так понимаю, что мы первые, кто вот сделал именно такой формат под ее трек. Надеюсь что она его заметит.
Возможно, я слишком наивная, но я не ожидала, что будет какой-то отклик. Думала, что да, мне скажут: «Ой, хорошо, большая работа проделана была», — но отклик получился очень большой еще до выхода работы. На опубликованные кусочки нашего проекта прилетало очень много комментариев от людей, которые могли вообще не быть с нами знакомы. Они все равно писали мне о том, как это здорово.
В Telegram-канале я написала, что если у кого-то откликается эта тема, если она кого-то триггернула, то они могут написать мне в анонимный бот. Писали со всеми подробностями о сексуальных домогательствах, даже об изнасилованиях писали, про домашнее насилие писали.
Я читала все это, у меня тряслись руки. Я каждый раз плакала, но я понимала, насколько важным получается проект.
