Стоит на старинной улочке Садовой в Ярославле небольшой обелиск. Слова, выбитые на нём, трогают сердце каждого: «Землякам, не вернувшимся с фронтов Великой Отечественной, пропавшим без вести, умершим в госпиталях от ран – вечная память. Никто не забыт и ничто не забыто!»
Великая Отечественная война, закончившаяся 70 лет тому назад, унесла с собой миллионы жизней. Ярославская земля дала стране 500 тысяч солдат. С фронтов не вернулись около 200 тысяч человек. Среди них и юный солдат Юра Горбачёв.
«Дневник начат в день рождения Юры: 5 июня 1939 года ему исполнилось 16 лет, - говорит Наталья Александровна. – Эту тетрадь принесла в школу мать Юры, Ольга Алексеевна, ещё в 1970 году, когда создавался музей истории школы».
Наталья Русинова также рассказала то, что она знает про самого Юру. Родился он в деревеньке Горшково, что под Угличем. Маленьким пережил большую трагедию – добровольно ушел из жизни его отец. «Дедушка сказал, - пишет в своём дневнике Юра, - что отец мой был негодный человек, что он ничего плохого ему не делал, лишь хорошее, но добра от него не знал и поэтому проклял. Да, отец мой искал смерти и нашел её, а я.…Для чего я рождён? Я сильно люблю жизнь, но не боюсь смерти, жалею лишь, что у нас отняли веру в загробную жизнь».
Маленького Юру мать увезла в Норское, здесь он пошёл в школу, обзавёлся друзьями.
Брат матери Михаил, живущий в Ростове, командир Красной армии, как-то подарил Юре будёновку. Не снимая, носил мальчишка дорогой подарок, мечтая также стать командиром.
Юра не дожил до своего совершеннолетия, не окончил школу, не стал командиром… Началась Великая Отечественная война. В родной деревеньке он встретил свою первую любовь. «Я выхожу на улицу, надеясь сегодня встретить Нину и вновь остаться наедине. Наконец мы одни. Не торопясь, отходим в сторонку и садимся, обнявшись, около дома под раскинувшимися ветвями деревьев.
- Знаешь, я сейчас сижу и думаю, что может быть ты - последняя девушка, которую я обнимаю, а там всё может быть – фронт, война, смерть…Но это ничего: смерти я не боюсь, боюсь только, если искалечит. Но тогда всё равно постараюсь покончить с собой, жить в тягость другим - лучше не жить».
С пожелтевших страниц перед нами предстают первые дни военного Ярославля. Пока всё по-прежнему – учёба, вечером танцы. Почти по-прежнему!
«Мама расстроена из-за домашних забот, дома холодно - нет дров, с продовольствием плохо и бабушка хворает».
Ребята становились на место отцов к станкам, работали в колхозах, стояли в длинных очередях за хлебом.
Снег осенью 41-го выпал необычайно рано, в Норском уже 15 октября лежал густым покровом, а в ноябре начались воздушные бомбардировки Ярославля.
В первые осенние каникулы военного времени ушли на фронт почти все учителя-мужчины. Вслед за любимым преподавателем физики Александром Алексеевичем Александровым покинули школьную скамью, став бойцами Ярославской коммунистической дивизии, шесть Юриных одноклассников. 12 ноября 1941 года в 6 часов утра принесли повестку и Юре Горбачёву.
С начала ноября 1941-го года курсанты Ярославской коммунистической дивизия проходили обучение в военных лагерях «Песочное» под Костромой.
А 1 марта 1942 года 1350-й стрелковый полк отправился на фронт. В ожесточенных боях ярославцы стояли насмерть. В боях за деревню Милютино Смоленской области погибла вся четвёртая рота. 5 апреля 1942 года пал смертью храбрых и Юра Горбачёв. Ровно через два месяца ему исполнилось бы 19.
В дневнике Юры 122 страницы. Мы публикуем лишь некоторые из них - страницы короткой, но яркой жизни военных лет.
22 июня
Война! Так неожиданно, но война с Германией стала суровым фактом.
Эта весть застала меня на берегу Волги в 14 часов. Сказал мальчишка, что германские самолеты бомбардировали несколько советских городов. Я не поверил, пошёл к приятелю В., он подтвердил. Как сумасшедший несусь домой.
Жаворонки кувыркаются над зеленеющим расцветшим полем. Их весёлая песня разливается всюду, звенит и рассыпается множеством прекрасных мотивов. Полевые цветы кивают певцам своими разноцветными головками. Солнце изредка загораживается мягкими перистыми облаками, но от этого поля не теряют своей красоты, даже наоборот, красивые легкие тени проносятся над пестрым земным покровом, придавая ему множество разнообразных оттенков.
А мне в ушах так и чудится гул тяжёлых орудий и рокот авиационных моторов. Там, на расстоянии нескольких сот километров идут упорные бои за каждый вершок советской территории.
23 июня
У магазинов появились огромные очереди. Даже за спичками. Такой уж проклятый народ. С хлебом плохо. Сегодня еду в город... Ярославль в эти дни живёт необычной жизнью, всюду удвоенные караулы, двери пожарных депо распахнуты настежь, кругом патрули МПВО. Разговоры только о военных действиях. Радио сообщает, что в результате нападения германская авиация потеряла 76 самолетов, сбитых нашей зенитной артиллерией и истребителями.
Ходил в райвоенкомат, видел множество призванных с провожающими. Кое-где плачут, но в большинстве случаев на лицах спокойствие. Проносятся велосипедисты. Мотоциклисты МПВО. Кругом деловое оживление. Город Ярославль и область объявлены на военном положении. Проходит мобилизация рождения 1905-1918 г. Когда проезжаем под железнодорожным мостом, всех гонят вниз. Военное положение.
Слезаю на Перевале, встречаюсь с приятелями, и все заявляют, что как только получили известие о войне, вспомнили меня. Потому что мои слова оказались пророческими. Предположения сбылись. Я в течение всего года не мирился с взглядами на Германию как на дружественное государство и считал фашизм закоренелым врагом Советской власти.
24 июня
Вечером комсомольское собрание. Говорили о последних событиях, призывали к спокойствию и организованности. Призывали быть готовыми по первому призыву партии и правительства выступить на защиту родного отечества.
Война! Так странно и неожиданно, что не хочется верить. Всё как-то думается, что это игра, ложная тревога. Война! Отечественная война против фашизма. Это громко, это сильно и неожиданно. Германия, наш вчерашний «друг». Вот, чёрт возьми! Я прямо не могу, хочется каждую минуту слышать о военных действиях, а сидеть в неведении нет никакой возможности. Пошёл бы. Да не возьмут…что будет дальше?
26 июня
Зрительный зал театра имени Ф. Г. Волкова затемнён. Всё погружено в таинственный полумрак. Сейчас начнётся опера «Евгений Онегин». Прозвенел третий звонок, всё стихло. На эстраде появляется секретарь областного комитета ВКП(б) и произносит краткую речь о вторжении фашистов на территорию Советской России. Ансамбль театра им. Станиславского исполняет патриотические песни. Занавес поднимается.
Опера произвела на меня сильнейшее впечатление, здесь вполне сочетаются музыкальность пушкинского стиля и поэтичность музыки Чайковского.
Опера кончилась. Время 00-05, на улице ни огонька, город кажется вымершим. Смолкли гудки пароходов, заводов и фабрик, им запрещено пользоваться для иных целей, кроме оповещения воздушной тревоги. Всюду вооружённые патрули с противогазами. Ярославль приготовился достойно встретить воздушного хищника.
28 июня
Радио передаёт, что противник продолжает развивать наступление на Шаулянском, Каунасском, Вильнюсском направлении, встречая упорное сопротивление частей Красной армии.
В Норском отдан приказ заклеить окна и рыть бомбоубежища. Добровольцев на фронт не берут.
3 июля
Ростов. Из-за города доносятся раскатистые орудийные выстрелы – идёт учёба на полигоне. По улицам проходят подразделения бойцов, и здесь чувствуется война. Город с наступлением темноты весь погружается во мрак. Я здесь скучаю. Тщетно жду кудрявой Ниночки, она не появляется. Дядя Миша дома бывает очень мало - все работает. Меня беспрестанно тревожит вопрос: «Что на фронте?»
Немцы захватили советские города Львов, Каунас, Вильнюс, Гродно, всю Литву. Большую часть Латвии, Западную Белоруссию и часть Украины. Над Советским Союзом нависла жестокая опасность.
Глубоко в Советскую территорию врезались хищные лапы германского фашизма, тысячи, сотни тысяч людей оставлены без пищи и крова, грубым солдатским сапогом топчется богатый урожай колхозных полей, гибнут лучшие образцы культуры и цивилизации. О, варвары!
С какой бы радостью вступил я в ряды Красной армии, перетерпел бы все, только бы быть на фронте, бить фашистского гада!
5 июля
Пароход вскрикнул и, взбудораживая колесами воду, плавно отчалил от мостов. Город повернулся с левого борта и начал постепенно удаляться за кормой. Пароход громко шлепал лопастями колес, поднимая грязь с мелкого дна зарастающего озера и, наискось, пересекая озеро, приближался к белой колокольне, видневшейся на противоположном берегу озера.
Мы с Вовой вышли на низкий поросший осокой берег и быстро раздевшись, бросились в воду. День прошёл за купанием и невинными детскими развлечениями. Только поздно вечером вернулись домой.
20 июля
Ярославль. Сборный пункт. Перед зданием старой школы стоят, сидят и лежат призывники, поодаль их провожающие. Человек с красной повязкой на рукаве пропускает во двор пункта. Один, по-видимому, порядочно выпивший, ворчит что-то о печальной судьбе. Многие лежат на свежезелёной траве. Лица сосредоточенно-серьёзны.
Здесь большинство деревенских мужичков, которых война оторвала от полей и хозяйства. Они жалеют хозяйство и урожай, который некому будет снимать.
Некоторые провожающие плачут, но таких мало. Вот одна женщина подошла к другой, плачущей. «Ну, о чём плакать, слезами горю не помочь, - говорит она как-то ласково, но вместе с тем серьёзно, - Только мы и их растравляем, им ведь в бой идти. Скажи-ка лучше, до свидания, муженек, бей фашистов и возвращайся с победой. А то хошь все плачь».
Плачущая женщина сдерживает рыдания и платком утирает невольные слезы. А мне тоже всех их жалко, хочется подойти и сказать что-нибудь тёплое, ласковое.
16 октября
9 мая я писал, что хотел бы суметь с честью умереть, но перспектив на это не было, теперь же смерть имеет больше шансов, чем жизнь. Фронт приближается ближе, на западном направлении германским войскам удалось прорвать линию обороны и приблизиться к Москве. Скоро немцы будут у нас.
26 октября
Последние дни прошли как в тумане, оставив какое-то особенное впечатление. В прошлое воскресенье были танцы, я, конечно, направился туда, стремясь получше провести время, так как танцы остались единственным культурным развлечением в Норском. Надо сказать, что в моих чувствах с этого дня наметилась перемена. Пишу сейчас, а мысли путаются в голове, и почему-то перед глазами образ её, образ Р. Вот опять у меня сейчас всё как-то неопределённо, нерешительно. Рассудок слишком путается везде, анализируя и взвешивая чувства, а рассудок, видимо, сейчас не совсем в порядке.
…С ней очень легко танцевать, и она первая меня научила. Она почему-то кажется мне ближе других, и есть желание утешить жизненные невзгоды её ласками. Именно так, как пишу – утешиться ласками, потому что кругом так тревожно и так быстро может всё измениться.
Война стала чувствоваться всюду, всюду она наложила свою лапу. 21 октября мы услышали рокот и гул авиамотора, лёгкая изящная машина, сделав круг, приземлилась на нашем лугу. Толпа ребятишек бросилась туда, бегу и я. Наш истребитель. Разговариваю с лётчиком, тот даёт мне поручение: отправить телеграмму и снарядить людей для перевозки машины. Вбегаю в милицию:
- Товарищ начальник, разрешите доложить… На Норском лугу приземлился самолёт-истребитель. Опознавательные знаки советские. Летчик, младший лейтенант Толстахов, поручил мне передать телеграмму…
Вместе с милиционерами отправляемся к самолёту и тащим его к селу. В хлопотах прошёл весь день, я старался больше всех и очень остался доволен, что провёл день в полезных хлопотах, а не в скуке и апатии. На другой день краснозвёздная машина благополучно взлетела, и быть может, летчик забудет о нашем селе, где он совершил вынужденную посадку, но в моём сердце этот случай отложил что-то новое, и образ лётчика, как живой, стоит перед глазами.
24-го были танцы. Я замечаю, что мои отношения с Р. приняли характер увлечения (лично с моей стороны, а она…её отношение ко мне неизвестно). Я с нетерпением ждал воскресенья, чтобы вновь встретиться на танцах и поговорить, но ничего существенного не сказал, а только намекнул. Впрочем, я сам боюсь запутаться в этой игре и боюсь, что может пострадать моё самолюбие.
Вчера была тревога, нас всех забрали для ликвидации парашютного десанта, и получилась неразбериха. А немцам в Ярославле, пожалуй, не бывать!
30 октября
…А летать видимо я так и не буду. Жаль… Недавно я чуть не отправился на тот свет самым глупейшим образом.
27-го мы остались дежурить на ночь в школе, в полном вооружении. Я сидел и дожидался своей очереди дежурить. В это время вошел К.Р. (Кротов Роман) с А.С. (Семагин А.), оба одноклассники мои. К. пришёл с поста с заряженной винтовкой и с видом человека, задержавшего диверсанта, держал карабин. На некоторое время зловещее тёмное отверстие мелькнуло передо мной. Потом уставилось на А., и вдруг раздался оглушительный выстрел, потухла мгновенно лампа, посыпались какие-то осколки, и всё стихло на какое-то время. В эти мгновения в мыслях окружающих промелькнуло множество картин, каждый прислушивался к своим ощущениям, стараясь определить, не ранен ли, потом все встрепенулись. Пуля навылет пробила А.С. пальто и пиджак на палец от сердца, прошла параллельно груди и вонзилась в диван под самой моей грудью у руки, так как я грудью лежал на катке дивана. Пробив диван, вонзилась в печку.
10 ноября
20 часов 45 минут. Началась воздушная бомбардировка Ярославля. Взрывы авиабомб и орудийные выстрелы слышны были в течение 45 минут.
В 21 час 30 минут отбой. Во время тревоги над Ярославлем вспыхивало зарево от разрыва бомб и орудийных выстрелов. Я к тревоге отнёсся совершенно спокойно. Приехал из Ярославля, провожал товарищей и очень устал, хотелось спать, а меня, почти насильно, подняли и заставили спуститься. Все жители нашего дома вышли на улицу, слышались оханья, плач.
Это вторая по счёту бомбардировка Ярославля, первая была в ноябре. Бомбы были сброшены на Московский вокзал и привокзальный район, а также на Всполье. Разрушены жилые здания, среди населения имеются убитые и раненые, на Московском вокзале бомба попала в зал первого класса.
11 ноября
Сегодня мы с Шурой пилили дрова. В 13-05 стали слышны орудийные выстрелы, белые облачка разорвавшихся снарядов усеяли все небо. С восточной стороны города появились три белые полоски - неприятельские самолёты. Встреченные нашими зенитчиками, отошли, но потом снова сделали разворот на город. Потом на западе тоже появился самолёт и взял курс на город, но, встреченный заградительным огнём, повернул.
Он пролетел над нашими головами, с востока ему наперерез промчался наш истребитель, и вскоре оба скрылись. Ещё некоторое время продолжались выстрелы и гул моторов. Сейчас все стихло, но отбоя ещё нет.
13 ноября
Пишу в вагоне. Едем неизвестно куда. 12 ноября в 6 часов 30 минут принесли повестку - явиться в военкомат, имея при себе все необходимые вещи. Отправку отложили до сегодня, до 7 часов. Съездил домой, ещё раз встретился с «лётчиками». Хотелось повидать 10 класс, особенно Р., но все ушли домой. Мать горюет, а я еду с легким сердцем, даже с радостью. Сердечно прощаемся с Шурой.
Сейчас мерно постукивают колеса, за окном мелькает лес, телеграфные столбы. Поезд замедляет ход. Встали. Ненадолго вышли, и на душе легче стало. Проехали Тощиху. Поезд идёт очень медленно, останавливаясь на каждой остановке. Настроение у всех хорошее. Дорогой смеялись, играли в карты, но постепенно стал одолевать сон. Удаляются знакомые места, но грустных мыслей нет в голове, как-то спокойно на сердце.
Риск, пока он невелик. Даже в мирное время, когда едешь по железной дороге, рискуешь - может случиться крушение. А сейчас если только плюс бомбочка с воздуха. Конечной станции своей не знаем, вылезем, когда скажут. Да, скоро боевая учёба, армия, потом фронт. Ну что ж! Только вот попасть хочется.
Стоим в Нерехте, написал письмо домой. На второй остановке вылезаем, на станции Костышино.
Пишу в крестьянском доме, в полутьме. Наша колонна заблудилась, прошли своё место. Стали на ночлег. Здешние жители предпочитают говорить с нами через дверь, не отпирая её. Одна милосердная хозяйка всё же пустила нас ночевать, спать придётся на полу. Завтра будем искать лагерь.
15 ноября
Сегодняшнюю ночь спали в бараках на нарах, на голых колышках. Было очень холодно, часто просыпались. Сегодня утром подъем в 7 часов, более двух часов строевая подготовка. Потом позавтракали, котелок на двоих. Достаточно, но поздновато, и говорят, не будет ужина.
Пишу сейчас на коленях, негде, в бараке темно и, кроме того, переполнен. Все места по станам на двухэтажных ярусах заняты, условия неважные, но надо привыкать к плохим условиям.
Писать, пожалуй, совсем некогда. Только что принесли солому, до этого занимались. Теперь помногу придется топать каждый день.
17 ноября
Писать совсем было некогда, условия плохие, спать приходилось не раздевшись, с сырыми ногами и в холод. Сегодня из химвзвода перевели в стрелковую часть, это не особенно хорошо. Вот и началась суровая армейская жизнь. Подъём в 5-30, и начинаем топать до обеда, обед в 3 часа, в 23-00 отбой. Устаётся. Не особо нравится. Я не думал, что условия будут такие. Грязь и холод, но ничего не поделаешь, приходится переносить, потому что настало время суровых испытаний. Ну, ничего, выдюжим.
Ребята все весёлые, шутят. Вот сейчас перевели в другое помещение, назначен старшим. Прибираются. А всё-таки домой бы, к девушкам, на танцы…эх! Нет, эти мысли в сторону! Надо устроиться так, чтобы и здесь быть как дома.
18 ноября
Прошло совсем немного времени. Еще 13-го был дома в Норском, но кажется, целая бесконечность отделяет меня от этого времени. Мне кажется, никак не привыкнуть, что я нахожусь в Костромском военном лагере. Снятся великолепные сны, дом, школа и вдруг… просыпаешься на верхних нарах, кругом тебя солома и холодно.
В военной учёбе нет системы, нас еще не обмундировали, говорят после 20-го ноября. Кушать хочется, уже темнеет, а мы ещё не обедали.
29 ноября
Привыкаю к армейской жизни. Начинает хватать пайка, и сон удовлетворяет. Вчера вызвали в штаб полка как комсомольца, участника общественных работ. Пришли и случайно попали на совещание штаба и пробыли там минут 40. Наш майор оказался весёлым и в то же время серьёзным человеком, который способен внушить уважение. Он говорил о недостатках нашей работы и необходимости их немедленного устранения. Потом мы с Н. попали по назначению, его назначили работать по роте. Сего…
30 ноября
Вот так и живем. 29-го даже слова «сегодня» не успел дописать, команда «стройсь»! И не было свободного времени до сегодняшнего дня, а изменений произошло много. С 20-го числа командую отделением, пока ничего, выходит. Выбрали на дивизионную конференцию ВЛКСМ и в бюро полка. Только вот сейчас обстоятельства сложились так, что торжествовать не приходится. Ноги всё время сырые, валенки мои окончательно растрепались, ноги болят, а обувь ещё не выдают. Обмундирование выдали, тужурки, ватные штаны, шапки-ушанки, портянки, ремень, рукавицы. Ну, скоро и сапоги дадут.
Скорее бы армейская жизнь входила в свою обычную колею, а то ещё чувствуется какая-то расхлябанность, дисциплина не настоящая воинская, но люди постепенно подтягиваются. Желание работать есть. Сейчас напишу письма Р.Ю.Т. и Ю.С. (Римма Кириллова, Юра Травников, Юра Соколов). Написал маме, чтобы приезжала.
На этом дневник обрывается.
Смотрите также:
- Маленький кормилец. Ярославец Семён Бройде вспоминает о военном детстве →
- «Умирала и я…». Блокадница Валентина Волкова о Ленинграде в годы войны →
- Вперёд и с песней. Владимир Чупин - о «горячих точках» и патриотизме →