Недавно «АиФ» писал о школьнице, больной диабетом, которой сняли инвалидность, ссылаясь на вступление в силу приказа Министерства труда и соцзащиты РФ, которым утверждены новые критерии, используемые при медико-социальной экспертизе.
Таких несчастных с каждым днём становится всё больше, их фактически обрекают на выживание. О том, что сейчас происходит в ярославском здравоохранении, мы поговорили с Юрием Аруцевым, отдавшим медико-социальной экспертизе почти 40 лет своей жизни.
Сквозь банкноту
Ольга Савичева, «АиФ-Ярославль»: Юрий Иванович, как вы считаете, социальное обеспечение инвалидов в советское время было более полным, чем сегодня?
Хочу сказать, что ещё до 1917 года русская медицинская школа была бесплатной, но об этом мало кто знает. В Ярославле, к примеру, было общество врачей, которое регулярно приглашало пациентов для бесплатного освидетельствования и назначения лечения. И аптечная сеть работала бесплатно для тех, кого направляли из общества врачей. Вот какая была планка!
Великая Отечественная война во многом сформировала советскую академическую медицинскую школу. У нас 72 процента бойцов и офицеров возвращались в строй! Такого не было ни у кого и никогда.
В советский период врачебно-трудовая экспертиза оценивала утрату трудоспособности человека, вследствие этого ему давали компенсации через инвалидность. Чего вообще не бывало в Европе!
И когда сегодня мы переходим на европейские стандарты, от русской академической медицинской школы к европейской, мы получаем то, что получаем.
Мы встали на рельсы исключительно экономические, произошла коммерциализация медицины, и деньги правят бал. На пациента глядят через призму банкноты. Есть банкнота - оказываем помощь, нет - как говорится, гуляйте больше, дышите свежим воздухом!
Докторов мало
- Эксперты, снимающие с группы инвалидности диабетиков, ссылаются на новый приказ Минтруда. Но с моральной точки зрения это недопустимо!
- Действительно, диабет - это тотальная патология, она тащит за собой весь спектр болезней. Это особая категория больных, очень быстро уходящая из жизни, очень тяжело страдающая при жизни. Болезнь неизлечимая.
А о детях-диабетиках я даже говорить спокойно не могу! У них ещё всё впереди, а уже нет жизни, качество не то. У всех игрушки, спорт, учёба, а у них - приём лекарств, визиты к доктору, больница вместо каникул, вместо футбола, вместо всего! И лишать такого ребёнка социальной поддержки и помощи - преступление нравственного порядка. Дети - они не для смерти созданы, а для жизни, и эту жизнь надо обеспечить. И чтобы близкие радовались - ведь это счастье, которое множится многократно.
Все приказы и распоряжения не носят изуверского характера, и государственная политика не рассчитана на уничтожение общества. Существует «коридор», в котором можно принимать грамотные решения в пользу больного.
К сожалению, в 80-е годы в экспертизу пришла молодёжь без клинической подготовки: у них не было дежурств, бессонных ночей у постели больного - не знаешь, погибнет он к утру или ты его всё-таки вытащишь, нет переживаний, той меры чувств, которые свойственны только доктору. И раз у врача не вырабатывается система сострадания - это не врач, а медицинский работник, а решения будут приниматься по минимуму.
Работников стало море, а врачей, которых раньше русский народ называл уважительно «доктор», - мало.
- Узнав о новом распоряжении Минтруда, люди бросились с вопросами в редакции газет, к специалистам, в Интернет: как быть с онкобольными? С больными детьми? С теми, кто имеет специфические заболевания, не влекущие за собой функциональных нарушений, но дающие тяжёлые психологические сбои, утрату профессии?
- Эти вопросы легко решаются врачами при позиции «как помочь пациенту». Я всегда в подобных случаях находил повод для помощи. Даже когда против чернобыльцев была развёрнута кампания по ущемлению их прав, я отстоял инвалидность всех 22 человек, которые были в моём районе. И оказался единственным таким доктором на всю Россию. Мне угрожали увольнением. Но я нашёл нишу, как соблюсти законность в тех рамках, в которых эти распоряжения действуют.
Тем более что новый закон ещё очень сырой, и теперь нужно пройти его обкатку на практике и выдать результаты обратно в министерство. Но у нас идёт силовое снижение инвалидности, а это очень опасное явление - из-за дискредитации власти, медицинского состава страны, структур управления и исполнения.
- Почему вообще возникло это противостояние в обществе, которого раньше не было: врач - пациент?
Раньше, как в советское, так и в досоветское время, все вопросы диагностических ошибок, нарушения врачебной, сестринской этики разбирались только врачебным составом. Никакие журналисты туда не допускались, ни в какие средства печати это не выходило, это исключительно внутренняя сфера, основа которой - сохранение доверия общества медицинскому составу. Никто не имеет права обвинять доктора в том или ином действии, кроме тех редких случаев, которые носят социальный характер.
Право лечить
- К чему нас приведёт процесс оптимизации здравоохранения?
- Мы получили военную доктрину в мирное время, которой все подчинены, когда доктору начинают диктовать разные компании, в каких случаях какой ставить диагноз, какие лекарства выписывать. Сами слова «стандарты лечения» говорят о том, что я могу снять врачебный халат и вышвырнуть его - меня лишили права лечить. Лечение многовариантно, у каждого доктора - своё, в этом уникальность врачебной системы. Я назначаю то, что считаю нужным. И из миллиона лекарств выберу то, какое полагаю необходимым применительно к данному пациенту.
Если мною начинают командовать, то зачем я нужен? Тогда возьмите дворника, посадите его сюда, разверните ему книжечку стандартов, и он вам просто галочки будет ставить. А результат? А результат - это не к нам!
Если речь идёт исключительно о деньгах, сразу появляются «нерентабельные» медучреждения - они же не приносят дохода! К примеру, маленькие сельские больницы. Правда, больных теперь некому возить в областные стационары… Правда, не всех довозят живыми… Правда, на станции Филино в Ярославле стоит разграбленное, с пустыми окнами здание, в котором раньше был замечательный фельдшерско-акушерский пункт. И работала в нём очень хороший фельдшер - «маленький врач», опыт такой, что любого доктора могла за пояс заткнуть. Весь «Завод 50» ходил к ней. Теперь целый посёлок лишили элементарной медицинской помощи.
Говорить об этом очень тяжело. Идёт бесконечная цепь разрушений русской академической медицинской школы, которая была создана и выстрадана сотнями поколений врачей, а мы теперь пытаемся её оптимизировать.