Для кого-то он безвозвратно умер пятьдесят пять лет назад. Другие и сегодня норовят примерить его ржавые имперские доспехи. Какие чувства испытывали люди в те уже далекие мартовские дни холодного пятьдесят третьего года?
Тягчайшая утрата
4 марта 1953 года в 6.30 утра Левитан зачитал по радио правительственное сообщение о болезни Сталина и бюллетень о состоянии здоровья вождя. С 15 часов Всесоюзное радио стало передавать лишь классическую мирную минорную музыку, прерывая ее каждые полчаса, чтобы повторить сообщение и бюллетень. Печальную новость опубликовали все газеты.
Глава Русской православной церкви Алексий направил телеграмму (патриаршее послание) всем епархиальным архиереям. "Наш долг, долг всех верующих - прежде всего обратиться с молитвой к Богу об исцелении дорогого для всех нас болящего, - наставлял Патриарх и благословлял, - во всех храмах всех епархий совершить молебствия о здравии Иосифа Виссарионовича". "Церковь наша, - особо отмечалось в телеграмме, - не может забыть того благожелательного к ней отношения нашего правительства и лично Иосифа Виссарионовича, которое выразилось в целом ряде мероприятий, клонящихся ко благу и к славе нашей Православной русской церкви, и ея долг соответственным ей образом, т. е. горячей молитвой, отозваться на постигшее наш народ испытание - болезнь дорогого всем нам вождя и мудрого строителя народного блага".
6 марта ровно в шесть утра радио начало передавать обращение ЦК КПСС, Совета Министров и Президиума Верховного Совета СССР ко всем членам партии, ко всем трудящимся в связи с приключившейся накануне вечером смертью вождя. Кончина Сталина была объявлена тягчайшей утратой для партии, трудящихся Советской страны и всего мира. Начался четырехдневный траур. Набальзамированный прах покойного в гробу был выставлен для прощания в Колонном зале Дома союзов. По всей стране проходили траурные митинги, дежурства у портретов и бюстов Сталина. 9 марта под залпы артиллерийского салюта тело усопшего вождя было возложено в Мавзолей, с трибуны которого сталинские наследники поклялись в верности его заветам.
Просыпаемся со слезами
Смерть и похороны Сталина многократно описывались в мемуарной и художественной литературе. Те, кто никогда не переставал любить вождя, вспоминали об охватившем их чувстве невосполнимой потери, слезах и всеобщей скорби. Те, кто не любил или разлюбил в назначенные сроки, больше писали о страшной давке и жертвах в траурные дни. Судя по архивным материалам, спектр настроений был предельно широк и включал прямо противоположные суждения и оценки.
В партийные и советские инстанции потоком пошли письма с предложениями всеми возможными способами увековечить память об отце и учителе. Имя Сталина пожелали носить коллективы Московского госуниверситета, столичного архитектурного института, Ленинградского горного института. Архитекторы-лауреаты сталинских премий предлагали на юго-западе столицы воздвигнуть ряд сооружений, объединенных в новый район "Памяти товарища Сталина", причем соорудить в первую очередь здание Института Маркса - Энгельса - Ленина - Сталина, музей Сталина, Музей строительства социализма-коммунизма, Сталинскую академию общественных наук, залы конференций народов мира (на 10 - 15 тысяч человек), Дом гостей Советского Союза, Дворец науки и техники, Центральный театр Советского Союза и другие столь же необходимые объекты.
Верноподданническим фантазиям не было предела: учредить золотой орден с изображением Сталина; учредить медаль "Память о Сталине"; переименовать Грузию в Сталинскую ССР, сам Союз - в Союз Советских Сталинских Республик, а Москву - в Сталин; Советскую Армию назвать "имени Сталина".
Предлагали перенести женский праздник с 8 марта на какой-нибудь другой день, "чтобы впредь не разбавлять неуместным праздничным настроением состояние скорби и печали". Советовали выработать специальную клятву верности Сталину и заставить клясться каждого коммуниста и комсомольца. И уж совсемо невозможно сосчитать количество просьб и предложений о присвоении имени Сталина областям, городам, районам, сельсоветам, угольным бассейнам, институтам, а также о сооружении вождю "монументальных памятников".
Тысячи писем с выражением глубокой скорби получила в те дни редакция Всесоюзного радио. Школьники из Чебоксар делились печалью: "Трудно нам верить, советским детям, что нет больше любимого Сталина. Свои сердца мы отдали бы любимому Сталину, если бы это было возможно. В эти тяжелые минуты нашей жизни мы каждое утро просыпаемся со слезами и умываемся ими. Сильно и навсегда обидела нас судьба".
Не менее впечатляющим выглядело письмо студентов столичного медицинского института имени Сталина: "Мы - люди сталинской эпохи, сталинская молодежь. Первые слова, которые мы научились говорить, были "мама", "папа", "Ленин", "Сталин". Первые стихотворения, которые мы учили, были о Ленине и Сталине. Первая клятва чистого детского сердца была клятвой пионера делу Ленина - Сталина. Все великое, создаваемое и совершаемое нашей страной, мы привыкли называть сталинским: сталинский план преобразования природы, сталинские стройки коммунизма, сталинская Советская Армия, сталинское счастливое детство. У многих из нас погибли отцы, и мы считали нашим отцом дорогого Иосифа Виссарионовича. И вот его не стало. Нам очень больно. Хочется снести к его гробу все цветы нашей родины, всю вечную зелень наших гор и садов". Воины-авиаторы Балтийского флота сообщали: "Когда мы услышали весть о кончине нашего друга и отца, мы с глубокой скорбью склонили свои головы у радиоприемника и как один стали ронять свои слезы, иначе их было не удержать, ибо не стало с нами нашего дорогого друга, учителя и полководца".
Слушательница из города Батайска также не могла не поделиться своим горем. "Я не могу выразить боль сердечную и описать на бумаге о великой утрате, - писала она в Москву. - Но он будет вечно жить в сердцах, и его имя бессмертно. Разве мы, матери, можем забыть, что для нас сделал Иосиф Виссарионович? Нет, не можем. Разве мы, женщины, можем стесняться своих слез? Нет, они у нас льются из самой глубины души, их не остановишь".
Был весел в траурные дни
Не все были опечалены мартовскими событиями. Среди уголовных дел осужденных в эти дни по политической 58-й статье УК РСФСР часто попадаются такие, в которых все преступление сводится к недостаточной демонстрации положенной печали: "вел себя весело", "высказал радость", "был весел в траурные дни". Во время последней болезни вождя раздавались и такие заявления: "Хоть бы подох, туда ему и дорога"; "Заболел, и лечить некому, всех хороших врачей посадил"; "Подохнет, на его месте будет другой такой же. Болота без черта не бывает".
В дни траура, похорон и в последующие дни марта количество и резкость антисталинских высказываний увеличились, причем их авторы связывали со смертью Сталина надежды на перемены к лучшему - кто как его понимал. Шли разговоры: "Что нам о нем плакать, пусть грузины плачут, он их освободил от налогов, а с нас дерут"; "Его давно надо было убить, он ходил под ручку с Гитлером"; "Добрый Сталин, хороший Сталин, а 18 миллионов на фронте оставил"; "Слава Богу, вождь умер, колхозы распустят, жить станет легче".
Иные высказывания носили прямо оскорбительный характер: "Умер Максим, и... с ним"; "Собаке собачья смерть". В ироническом свете изображали прощание с вождем: когда гроб с телом Сталина был установлен в Колонном зале, "всем хотелось посмотреть, а после этой толкучки собрали две машины галош и повезли продавать". Рассказывали непристойные анекдоты о "завещании Сталина": перед смертью вождь завещал, чтобы его сердце похоронили в Грузии, мозг в Москве, а "еще одну часть тела" (целомудренная формулировка дана следователями, оформлявшими дело. - Авт.) приказал разрубить на 15 частей и раздать всем республикам, а то умер и ничего не оставил народу.
Общими в разноголосице мнений и чувств, вызванных смертью Сталина, были ощущения растерянности и предчувствие перемен. Сама смерть его фактически положила начало десталинизации. Богоподобный вождь заболел и помер как простой старичок, что само по себе явилось немалым потрясением. Его наследники воспринимались уже просто как начальники - хорошие или плохие. Кончалась зима тревоги нашей. Наступала оттепель.